Для совершенства мира необходимо, чтобы он так же, как его прообраз, содержал в себе все живые существа. Однако, из этих существ для Платона имеет самостоятельный интерес только человек: растениям и животным он лишь мимоходом посвящает довольно несущественные замечания.
Более подробно занимается он в «Тимее» человеческим телом; но лишь немногие из этих филологических допущений стоят во внутренней связи с платоновской философией. Душа человека по существу однородна с душой мирового целого, из которой она происходит; имея простую и бестелесную природу, она, в силу присущего ей самостоятельного движения, есть источник движения для своего ела; будучи неразрывно связана с идеей жизни, она не имеет ни конца, ни начала своего существования. Нисходя в земное тело из «лешего мира, души, если они вели чистую жизнь, обращённую к высшему, снова возвращаются туда после смерти; тогда как души, нуждающиеся в исправлении, частью подвергаются загробным наказаниям, частью осуждены на странствие по человеческим и животным телам.
В своём прежнем бытии наш дух созерцал идеи, о которых он вспоминает при взгляде на их чувственные отображения. Дальнейшее развитие этих положений Платон дал в мифической форме, относительно которой он сам намекает, что он не придаёт научного значения её отдельным чертам, часто несогласованным между собой; но сами эти положения выражают его действительное убеждение, и лишь в отношении странствования душ возникает вопрос, допускал ли Платон серьёзно вступление человеческих душ в тела животных. Если же, напротив, пытаться отрицать (вместе с Тейхмюллером), что Платон признавал личное бессмертие и предсуществование души, то приходится прибегнуть к совершенно недопустимым перетолкованиям объяснений и доказательств философа, и признавать простой метафорой или приспособлением к обычным взглядам то, что он излагает так своё решительное научное убеждение.
При этом также упускают из виду, как тесно связана у Платона вера в бессмертие со всей его философией: она связана, с одной стороны, через посредство учения о воспоминании, с его теорией познания, с другой стороны, через посредство допущения загробного возмездия, с его этикой и теологией, и наконец, через противоположность между вечным, духовным бытием и телесными, преходящими явлениями — со всей его метафизикой.
Согласно этим воззрениям, Платон может находить истинную сущность души лишь в её духовной природе, в её разуме. Лишь разум есть божественная и бессмертная часть души; только при вступлении в тело с ним соединилась смертная часть души; и только в мифе, излагаемом в «Федре», предсуществование принадлежит и смертной части. Смертная душа имеет в свою очередь две части: аффективную. Разум пребывает в голове, аффективная часть — в груди, вожделение — в нижней части живота. Как, однако, с этим делением души на три части согласимо единство личной жизни, к какой части души принадлежит самосознание и воля, как в бестелесной душе может все же иметься склонность к чувственному миру, как телесные состояния и физическое происхождение могут иметь то решающее влияние на характер человека, которое им приписывает Платон, — на все это Платон не даёт никакого ответа.
Столь же мало находим мы у него исследования о природе самосознания и воли; и если он решительно утверждает свободу воли, то он опять не даёт никакого объяснения, как с ней соединимо столь же решительно утверждаемое им сократовское положение, что никто не бывает добровольно дурным.
