Общей целью всей человеческой деятельности является (как том не сомневался ни один греческий моралист) блаженство; не только оно одно есть то, к чему стремятся не ради чего-либо иногда ради него самого. Но мерило, которым определяются условия блаженства, Аристотель заимствует не из субъективного чувства, а объективного характера жизненной деятельности: «эвдемония» состоит в красоте и совершенстве бытия как такового, и наслаждение, которой отдельный человек получает от этого совершенства, не есть ни последняя цель совершенства, ни его основание и мерило его ценности.
Как для каждого живого существа благо состоит в совершенстве его деятельности, так и для человека — как это доказывает Аристотель — благо может состоять лишь в совершенстве присущей ему, как чело веку, своеобразной деятельности. Но такова именно деятельное разума, и потому деятельность разума, соответствующая своей задаче есть добродетель. Поэтому блаженство человека, как таковое, состоит в добродетели. Или, если надо различать два рода разумной деятельности и два ряда добродетелей — теоретические и практические, — то научная или чисто интеллектуальная деятельность образует наиболее ценную составную часть блаженства, практическая же деятельность или этическая добродетель — вторую по важности часть блаженства.
К этому, однако, должны присоединиться ещё дальнейшие условия. Для блаженства необходимы зрелость и завершённость жизни ребёнок не может быть блаженным, потому что он ещё не способен к совершенной деятельности. Бедность, болезнь и несчастья нарушают блаженство и лишают деятельность вспомогательны: средств, которые доставляют ей богатство, могущество и влиятельность; обладание детьми, общение с друзьями, здоровье, красота, благородное происхождение ценны сами по себе. Но положительный конституирующий элемент блаженства есть лишь внутренняя год десть, в отношении которой внешние и телесные блага имеют значение лишь отрицательных условий (это отношение подобно отношению в (природе материальных причин к целевым); даже величайшее несчастье не может сделать порядочного человека жалким, хотя и препятствует его эвдемонии.
И точно так же и удовольствие не образует самостоятельной составной части высшего блага в том смысле, чтобы оно само могло ;тать целью деятельности. Ибо, хотя оно, в качестве естественного результата всякой совершенной деятельности, и неотделимо от последней, и не заслуживает тех упрёков, которые ему делали Платон а Спевсипп, но все же его ценность всецело определяется ценностью той деятельности, из которой оно возникает; оно есть естественное завершение всякой деятельности, её непосредственный результат: добродетелен лишь тот, кого удовлетворяет выполнение благого и прекрасного без всяких приманок, и кто с радостью жертвует этому удовлетворению всем остальным.
Таким образом, блаженство опирается на известные качества и достоинства мышления и воли, на дианоэтические и этические добродетели; и последние (этические добродетели) являются предметом этики. Понятие этической добродетели определяется тремя признаками: она есть направление воли, которое придерживается соответствующей нашей природе середины, согласно разумному определению, которое может дать рассудительный человек. Эти определения сначала доказываются в общей форме, а затем в кн. III, гл. — подробнее исследуется первое из них, в кн. III, 9 — V, 15 — второе, и в кн. VI — третье.
1. Хотя все добродетели опираются на некоторые естественные способности, но добродетелью в подлинном смысле они становятся, лишь когда ими руководит разумение. С другой стороны, этическая добродетель относится к воле: ели Сократ сводил её на знание, то он упускал из виду, что в ней дело идёт не о знании нравственных законов, а об их применении, властвовании разума над аффектами, которое есть дело свободного ношения воли; и потому Аристотель подробно рассматривает понятия, обозначающие различные формы определения воли, как напр. понятия добровольного, умышленного и тому подобного. Но определение воли становится добродетелью, лишь когда оно есть длительное направление принципиально установленное настроение, как оно возможно только у зрелого человека.
2. По своему содержанию направление воли может быть названо нравственным, когда оно придерживается правильной середины между слишком многим и слишком малым; а в чем заключается эта середина, — это зависит от своеобразия действующего лица, ибо что для одного правильно, может быть для другого слишком многим или малым. Каждая добродетель есть поэтому середина между двумя пороками, из которых, впрочем, то один, то другой более от неё отдалён. Аристотель подробно показывает это на примерах отдельных добродетелей — мужества, самообладания и тому подобного, — не выводя, однако, эти добродетели из определённого принципа, подобно тому как Платон выводил свои четыре основных добродетели.
Подробнее всего он обсуждает среди них главную политическую добродетель — справедливость, которой он посвятил всю пятую книгу своей «Этики» (эта книга служила в течение всей эпохи средних веков основой естественного права).
Задачей справедливости он считает правильное распределён преимуществ и невыгод и, смотря по тому, касается ли это публичного или частного права, он различает распределяют и уравнивающую справедливость. Распределяющая добродетель должна разделять сообразно достоинству граждан почести и преимущества, которые государство дарует отдельным лицам; уравнивающая справедливость должна заботиться о том, чтобы, во-первых, выгоды и убытки контрагентов в добровольных договорах уравновешивали друг друга, и чтоб во-вторых, также были уравновешены проступок и наказание; в пе вой действует — как неточно выражается Аристотель — принцип метрической пропорции, в последней — принцип арифметической пропорции. Правом в строгом смысле является право, действующее в отношении «равных», — «политическое» право. Право делится на естественное и положительное; в исправлении последнего первым состоит гуманность.
3. Но кто же должен в каждом данном случае определять, где находится правильная середина? Это, — говорит Аристотель — есть дело рассудительности, которая именно своим отношением к воле отличается от остальных дианоэтических добродетелей, ибо из числа последних одни направлены только на необходимое, как разумы состоящая из того и другого мудрость, другие же, ка искусство, хотя также заняты областью изменчивого, но направлены на творчество, а не на поведение.
От добродетелей и пороков в подлинном смысле слова, то есть о правильных и ложных направлений воли, Аристотель различает ещё состояния, которые возникают не столько из привычного направления воли, сколько из силы или слабости воли в отношении аффектов: с одной стороны, умеренность и выдержку, и, с другой стороны, неумеренность и изнеженность. Он обращается, наконец, к своему замечательному исследованию любви и дружбы, обильному тонкими наблюдениями и меткими соображениями; в этом нравственном отношении обнаруживается, что человек по природе есть общительное существо, что каждый человек родственен каждому и склонен каждому симпатизировать и что общее право соединяет всех. Именно эта черта есть основа семьи и государства.
