К последнему этапу неоплатонической науки привело изучение сочинений Аристотеля, которое хотя и не угасло в школе в течение 4-го века, но явственно теряло влиятельность и значение со времени Ямвлиха, вытесняемое теософическими умозрениями и теургической практикой, теперь же снова было предпринято с более интенсивным я длительным усердием; дело в том, что со времени крушения Юлиановой попытки реставрации неоплатоническая школа находилась в положении угнетённой и преследуемой секты и все свои надежды должна была ограничивать своей научной деятельностью.
В Константинополе Фемистий во второй половине 4-го века посвятил себя объяснению аристотелевских, а также и платоновских сочинений; и если, при его довольно поверхностном эклектизме, его и нельзя причислить к неоплатонической школе, то он все же сходился с ней в убеждении о полном совпадении учений Аристотеля и Платона. Но главным центром изучения Аристотеля стала платоновская школа в Афинах; и именно в ней совершилось то сочетание аристотелизма с теософией Ямвлиха, которое придало неоплатонизму 5-го и 6-го века зависимому от него христианскому и магометанскому платонизму ) своеобразный отпечаток. Здесь мы встречаем, в начале 5-го века, афинянина Плутарха, сына Нестория, который умер в глубокой старости в 431/432 году, в качестве главы школы и прославленного учителя; этот писатель с одинаковым усердием объяснял в своих сочинениях и лекциях произведения Платона и Аристотеля.
То немногое, что нам известно о его философских воззрениях, не выходит за пределы традиций его школы; оно относится, главным образом, его психологии, которую он тщательно разрабатывал на аристотелевско-платонических основах. Вместе с тем мы узнаем, что он изучил у своего отца и передавал другим всякого рода магические и теургические искусства. Из его учеников Гиерокл, который преподавал на своей родине в Александрии философию одновременно с аристотеликом Олимпиодором, известен нам некоторыми своими произведениями и выдержками из них; они обнаруживают в нем философа, который хотя и стоит в общем на почве неоплатонизма, но придаёт гораздо большее значение практически-плодотворным учениям, вере в провидение и чистым нравственным принципам, чем метафизическим умозрениям; того же направления держался его ученик Теосебий.
Тем усерднее предавался этим умозрениям земляк и сотоварищ Гиерокла Сириан, сотрудник и преемник Плутарха. Этот платоник, высоко прославляемый Проклом и позднейшими писателями, был, правда, также хорошим знатоком и усердным толкователем Аристотеля; но главными его авторитетами являются — наряду с Платоном, которого он ставит гораздо выше Аристотеля — неопифагорейские и орфические произведения и мнимые халдейские изречения богов, и любимый предмет его умозрения есть богословие. Но его трактование богословия ещё далеко отстаёт от систематической разработки его у Прокла.
Из единого, лишённого противоположностей, он выводит сначала, вместе с пифагорейцами, единицу и неопределённую двоицу, как всеобщие основы вещей. В разуме он вместе с Ямвлихом различал интеллигибельное и интеллектуальное, во главе которого стоит демиург; идеи суть первоначально прообразы или внутренне-единые числа в интеллигибельном мире. О душе он замечает, что она частью пребывает себе, частью выступает из себя, частью возвращается к себе; но её даже это различение действительно принадлежит ему, то он во всяком случае не переносил его на совокупность сущего.
Из его остальных воззрений следует упомянуть, что о «нематериальных телах» он утверждал, что они могут совместно с другими занимать одно и то же пространство; он допускал также, что души после смерти остаются навсегда связанными со своими эфирными телами и высшими из неразумных жизненных сил, и на некоторое время сохраняют связь и с низшими неразумными силами. В остальном он, по-видимому, не уклонялся от традиций своей школы.
Преемником Сириана был ученик его и Плутарха, ликиец Прокл, который родился в 410 году в Константинополе, в 20-летнем возрасте прибыл в Афины и умер там в 485 году; по сравнению с (им имеет мало значения его сотоварищ Гермий, который преподавал в Александрии. Своим неутомимым трудолюбием, своим логическим мастерством, своей учёностью, своей систематичностью, своей плодотворной деятельностью в качестве преподавателя и писателя Прокл так же возвышается среди всех платоников, как Хрисипп — среди стоиков.
Но вместе с тем он — аскет и теург, который полагал, что получает откровения, и неутомимо предавался религиозным упражнениям; он разделял религиозное воодушевление своей школы, её веру и её суеверия, её почитание орфических стихов, халдейских оракулов и тому подобных произведений; и он предпринял пытку разработать в методическую систему всю совокупность переданных его предшественниками богословских и религиозных убеждений; эта система послужила позднее образцом для магометанской и христианской схоластики. Несмотря на свою большую формальную законченность, эта система отличается внутренней несвободой мысли и отсутствием истинно-научного обоснования и развития.
Всеобщий закон, по которому строится система, есть закон триадического развития. Произведённое, с одной стороны, сходно с производящим, ибо последнее может произвести первое, лишь сообщая себя ему; с другой стороны, произведённое отлично от производящего, как разделённое от единого, как производное от первичного. Согласно первому отношению, оно остаётся в своей причине, и причина, хотя и не сполна, содержится в нем; согласно второму отношению, оно выступает за пределы причины. Но так как оно все же связано с причиной и родственно ей, то, несмотря на своё отделение от причины, оно обращается к ней, пытается на низшей ступени воспроизвести её и соединиться с ней. Бытие произведённого в производящем, его выступление из него и возврат к нему — суть три момента, через постоянное повторение которых совокупность вещей развивается из своей первоосновы. Последним источником этого развития может, конечно, быть лишь первосущество, которое Прокл, по образцу Плотина, описывает, как абсолютно возвышающееся над всяким бытием и познанием, как нечто высшее, чем единое, как причину, которая не есть причина, как не-сущее и не не-сущее и так далее.
Но между этим первым и интеллигибельным миром он вместе с Ямвлихом вводит промежуточный член: абсолютные единицы, которые образуют внутренне единое, сверхсущее число, но которые вместе с тем называются высшими благами и в качестве таковых получают свойства, которые слишком личны для их абстрактной сущности. За ними следует сначала область, которую Плотин отводил разуму Прокл, отчасти примыкая к Ямвлиху и Феодору, разлагает её на три сферы: интеллигибельное, интеллектуально-интеллигибельное и интеллектуальное; основным свойством первого является бытие, второго — жизнь, третьего — мышление. Затем две первые сферы разделяются снова, отчасти на основании сходного принципа деления, на три триады каждая, третья же сфера расчленяется на семь гебдомад; вместе с тем отдельные члены каждого ряда изображаются как боги, и приравниваются к божествам народной религии.
Душа, понятие которой определяется так же, как у Плотина, объемлет три класса частичных душ: божественные, демонические и человеческие души. Божественные души разделяются на три группы: на четыре триады главенствующих богов, на столько же «отрешённых от мира» богов, и на два класса внутримировых богов — богов звёзд и богов стихий. Перетолковывая божества народной религии в эти метафизические существа, Прокл находит нужным различать троякого Зевса, двоякую Кору и троякую Афину. За божествами следуют демоны, которые распадаются на ангелов, демонов и героев и описываются в традиционной форме, с примесью разнообразных суеверий; за ними следуют те души, которые временно вступают в материальные тела.
— У Плотина материя производилась душой; Прокл выводит материю непосредственно из неограниченного, которое образует у него, вместе с ограниченным и смешанным, первую из интеллигибельных триад; что касается её сущности, то Прокл не отождествляет её со злом, а утверждает, что материя не есть ни зло, ни благо. Его космологические представления во всем существенном согласуются с представлениями Плотина, с тем только различием, что пространство он считает телом, состоящим из тончайшего света и проникающим собой тело мира. Вместе с Плотином он защищает провидение, отвергая реальность зла в мире — к Плотину и Сириану он примыкает в своих допущениях о происхождении душ и их грядущей судьбе; в своей психологии он сочетает платоновские и аристотелевские учения, но увеличивает число душевных способностей тем, что от мышления или разума отличает ещё единое или божественное в человеке, которое стоит выше мышления и с помощью которого только и может быть познаваемо божественное.
Его этика требует возвышения к сверхчувственному, распадающегося по ступеням на пять добродетелей (которые мы видели у Ямвлиха), и последняя цель этого возвышения есть и у него мистическое слияние с божеством. Но чем сильнее он убеждён, что всякое высшее знание основано на божественном просветлении, и что лини вера соединяет нас с божеством, тем менее склонен он отказаться от тех религиозных средств, которым неоплатоническая школа со времени Ямвлиха придавала столь большое значение, и действительное, в которых и Прокл защищает традиционными аргументами.
Прокл придал неоплатонической философии завершающую форму, в которой она сохранилась для всего позднейшего времени. После него школа хотя и имела отдельных достойных представителей, но ни один из них не сравним с Проклом по научной силе и влиятельности. Его ученик Аммоний, сын Гермия, который, по-видимому, довольно долго жил, преподавал и пользовался большим авторитетом в Александрии, был дельным толкователем платоновских и в особенности аристотелевских произведений и был хорошо осведомлён в математических науках; своеобразных воззрений сколько-нибудь существенного значения у него не обнаруживается.
Асклепиодот, которого Симплиций называет лучшим учеником Прокла, был выдающимся математиком и физиком, и, по-видимому, отличался от большинства членов своей партии трезвым образом мыслей, чуждым богословской фантастики и теургических искусств. Марин, преемник Прокла в схолархате и его биограф, был незначительной личностью; его преемник, восхваляемый Дамаскием Исидор был неясным теософом в духе Ямвлиха; Гегий, который следовал за ним и также был ещё учеником Прокла, известен нам столь же мало, как и другие ученики Прокла, имена которых дошли до нас.
Дамаский, ученик Марина, Аммония и Исидора, который стоял во главе афинской школы в 520–530 годах, был поклонником Ямвлиха и родственным ему по духу мыслителем; в своём произведении о последних основах он тщетно пытается найти переход от первосущества, для описания непостижимости которого он не может найти достаточно сильных выражений, к интеллигибельному миру, путём обнаружения между ними второго и третьего единства; и в конце концов он вынужден признать, что вообще нельзя говорить о происхождении низшего из высшего, а можно говорить только об одном внутренне едином безразличном бытии.
К последнему поколению языческих неоплатоников принадлежит Симплиций, ученик Аммония и Дамаския, комментарии которого ко многим произведениям Аристотеля имеют для нас неоценимое значение и свидетельствуют не только об учёности, но и о самостоятельности и ясности мысли их автора, но нигде не выходят за пределы неоплатонических традиций; далее, Асклепийи младший Олимпиодор, два ученика Аммония, комментарии которых также дошли до нас.
Но в римской империи, ставшей христианской, философия не могла уже далее сохранить положение, независимое от победоносной церкви. В 529 году Юстиниан издал запрещение впредь преподавать философию в Афинах. Довольно значительное имущество платоновской школы было конфисковано. Дамаский вместе с шестью своими товарищами, в числе которых находился и Симплиций, переселился в Персию, откуда, однако, они вскоре вернулись разочарованными.
Вскоре после середины шестого века, по-видимому, вымерли последние платоники, не вступившие в христианскую церковь; Олимпиодор составил свой комментарий к «Метеорологии» в 564 году.
В западной половине римской империи неоплатонизм сохранился, по-видимому, лишь в более простой и чистой форме, которую .он имел у Плотина и Порфирия. Следы его существования встречаются, быть может, в логических трудах и переводах Мария Викторина (около 350 года), Вегеция (Векция, Веция) Претекстата (умер, вероятно, в 387 году) и Альбина, насколько они нам известны, и в энциклопедическом произведении Марциана Капеллы (около 350–400) более определённые следы неоплатонизма заметны у Августина (353–430) и у обоих платоников Макробия (около 400 года) Халкидия (вероятно, в 5-ом веке).
Последним представителем древней философии является здесь благородный Аниций Манлий Северин Боэций, который родился в 480 году и был казнён по приказанию Теодориха в 525 году. Хотя он внешним образом принадлежал к христианской церкви, его подлинной религией была все же философия. В ней он разделяет взгляды Платона и Аристотеля, которые, по его мнению, вполне согласны между собой; его платонизм имеет неоплатоническую окраску; но нельзя не подметить и влияния стоической морали в его сочинении «Философское утешение».
