Так как из бесчисленных сочинений стоических философов, возникших в первые три века существования школы, до нас дошли только отрывки, а позднейшие авторы по большей части говорят о стоическом учении в целом, не указывая определённо, какие из его частей принадлежат уже Зенону, и какие — его последователям, в особенности Хрисиппу, то и мы можем только изложить систему в той форме, какую она приобрела со времени Хрисиппа, отмечая однако попутно различия мнений внутри школы, поскольку они нам известны или поскольку о них можно догадываться.
Основателя стоической школы влекла к философии прежде всего потребность найти твёрдую опору для нравственной жизни; и удовлетворения этой потребности он первоначально искал у киника Кратета. Его преемники также считают себя отпрысками кинической ветви сократовской школы, и когда они хотели указать людей, которые ближе всего подошли к их идеалу мудреца, то они наряду с Сократом называли Диогена и Антисфена.
Вместе с этими философами они стремятся к тому, чтобы сделать человека с помощью добродетели независимым и блаженным; вместе с ними они определяют философию как упражнение в добродетели и ценность теоретических исследований определяют их значением для нравственной жизни. Их понимание нравственных задач также стоит довольно близко к воззрениям киников. Но от кинизма стоики принципиально отличаются тем, что они приписывают особое значение научному исследованию; и именно это обстоятельство было причиной неудовлетворённости основателя их школы кинизмом.
Последняя цель философии заключается, по их мнению, в её влиянии на нравственное состояние человека; но истинная нравственность невозможна без истинного познания; «добродетельность» и «мудрость» рассматриваются как равнозначные понятия, и если философия должна совпадать с упражнением в добродетели, то вместе с тем она определяется как «познание божественного и человеческого».
Правда, когда один из стоиков, Эрилл, признавал знание высшим благом и последней целью жизни, то это было, конечно, возвратом от Зенона к Аристотелю; но с другой стороны, мы должны видеть попытку удержать стоицизм на точке зрения кинизма в том, что Аристон не только презирал всякое учёное образование, но не хотел также ничего знать о диалектике и физике, так как первая бесполезна, а последняя превосходит познавательные способности человека, и даже в этике ценил только принципиальные соображения, считая излишними более частные правила жизни.
Сам Зенон видел в научном познании необходимое условие нравственного поведения; он заимствовал также от академиков деление философии на логику, физику и этику. Для систематического обоснования своей этики он прежде всего воспользовался учением Гераклита, физика которого, вероятно, привлекала его, главным образом, той решительностью, с которой в ней проводится мысль, что все единичные явления в мире суть лишь выражение единой первосущности, и что закон, определяющий естественный хо, вещей, должен также определять и действия людей.
Напротив, от метафизики Платона и Аристотеля его, вероятно, отталкивал её дуализм, который рядом с действиями разума в мире ставил результаты необходимости и тем, казалось, угрожал единодержавному господству разума в человеческой жизни; отчасти же идеализм и спиритуализм этой метафизики, даже независимо от трудностей, на которые он в ней наталкивался, был несоединим с материалистическим номинализмом, который Зенон воспринял от Антисфена; и Зенон не считал его пригодным для прочного обоснования нравственной деятельности.
Но, с другой стороны, Зенон и его школа решительно восприняли в своё миросозерцание сократо-платоновскую телеологию и связанную с ней веру в провидение, а в деталях он во многих отношениях дополнял гераклитовскую физику аристотелевской. Ещё более велико было влияние перипатетической логики на стоическую, в особенности со времени Хрисиппа. Но и в этике Зенон со значительным успехом пытался смягчить жестокости и резкости кинизма. Поэтому стоическая философия отнюдь не есть простое продолжение кинической; она, напротив, преобразовала и дополнила последнюю, использовав для этой цели все, что она могла найти пригодного в прежних системах.
Три части философии, которые насчитывали стоики (впрочем, Клеанф присоединял к логике риторику, к физике — теологию, к этике — политику) излагались в преподавании не всегда в одинаковом порядке, и суждения об их сравнительной ценности также были различны: высшее место отводилось то физике, как познанию «божественных вещей», то этике, как важнейшей для человека науке. Зенон и Хрисипп начинали с логики, переходили затем к физике и кончали этикой.
